Об авторе
События  
Книги

СТИХИ
ПРОЗА
ПЕРЕВОДЫ
ЭССЕ:
– Poetica
– Moralia
– Ars
– Ecclesia
ИНТЕРВЬЮ
СЛОВАРЬ
ДЛЯ ДЕТЕЙ
АУДИОКУРСЫ

Фото, аудио, видео
События / Вступление Ольги Седаковой к нескольким беседам Арниса Ритупса и Улдиса Тиронса с Вячеславом Ивановым.
2018-11-20
Вячеслав Всеволодович Иванов был одним из символических лиц эпохи. Эта эпоха (со второй половины 60-х до середины 80-х) осталась в истории как время застоя, или стагнации, но ее невидимая или полуневидимая для большинства современников сторона была необыкновенно динамичной. В. В. Бибихин назвал это гуманитарное время «новым ренессансом» («темными веками», соответственно, были годы советской цензуры). Мы называли его «культурной контрреволюцией» (имея в виду «культурную революцию» начала 30-х годов, когда установились каноны «правильной» советской культуры) или «возвращением к мировой культуре».

В это же время в Европе, как известно, происходило нечто противоположное: знаменитая культурная революция, бунт против культуры как одной из форм «репрессивности». Мы об этом мало знали – и если бы и знали больше, вряд ли бы поняли. То, что угнетало нас, было, по существу, контркультурой: «классовой», «пролетарской», «народной» и т.п. Культура же, которую мы открывали, – этим словом называли все создания человеческого гения, от шумеров до, скажем, Ионеско, – была областью взыскуемой свободы. Для всех главных действующих лиц этой эпохи – гуманитарных ученых и мыслителей – свобода была такой ценностью, какой она в другие времена не бывает и быть не может для филолога-классика (Сергей Аверинцев) или индолога (Александр Пятигорский), историка русской литературы (Юрий Лотман), исследователя мифологии (Елеазар Мелетинский) или лингвиста (Андрей Зализняк, Владимир Топоров, Борис Успенский)...

К ряду этих имен мировой известности можно добавить и многие другие. В эти годы произошел какой-то взрыв талантливости и редкой эрудиции. И толпы людей, собирающиеся на лекцию о каком-то второстепенном византийском поэте или вообще неизвестных пенджабских поэтах, искали не знаний, а все той же свободы от тупости и бессмысленности, от «инаконемыслия» (слово Мераба Мамардашвили). Собирались исследовательские круги, кружки, семинары. Возникало новое направление – семиотика, иначе – структурализм, или труды по знаковым системам, или типологические исследования культур. Один центр семиотики располагался в Тарту, «у Лотмана», другой – в Москве, «у Иванова – Топорова».

Кто был центральной фигурой времени? Разные люди назвали бы разные имена. Для меня это был Сергей Сергеевич Аверинцев. Для других – Юрий Михайлович Лотман. Еще для кого-то – Мераб Мамардашвили. Еще для кого-то – Александр Пятигорский. И для многих – для большинства, вероятно, – Вячеслав Всеволодович Иванов. Все участники «нового ренессанса» обладали сказочной эрудицией и необъятно широким кругом интересов. Но в этом никто не мог сравниться с Вячеславом Всеволодовичем. Я, вероятно, не смогла бы даже перечислить всех его тем, далеко уходящих за круг собственно филологии.

Кроме того, Вячеслав Всеволодович был живым свидетелем совсем близкого, но уже легендарного прошлого. Пастернак, Ахматова, Варлам Шаламов, великие ученые-естественники – все это были люди, о которых Вячеславу Всеволодовичу было что рассказать. Он проделал огромную работу по возвращению из небытия архивов великого психолога Л. Выготского, С. Эйзенштейна, работал с архивом Велимира Хлебникова. Одним словом, в нем сошлись многие линии культурного возрождения.

В труднообозримом круге интересов, тем, языков, которыми он занимался, несомненно, был центр. Это – поиск некоторого предельно универсального представления о «человеке мыслящем», homo sapiens. Много лет основной темой нашего Института мировой культуры, которым он руководил, было создание Symbolarium’a, энциклопедического собрания основных универсальных символов человечества, таких как камень или время. Идея такого Симболярия принадлежит, как известно, Павлу Флоренскому.

Многое в этом неожиданном гуманитарном возрождении напоминало классический Ренессанс. Сильным было и влияние Просвещения (так, Ю. М. Лотман считал себя сыном Просвещения). Как известно, в истории новой русской культуры не было ни своего Ренессанса, ни своего Просвещения: в эти времена на Руси продолжалось Средневековье. Так что в каком-то смысле «новый ренессанс» заполнял и эти давние лакуны.

Но у позиции Вячеслава Всеволодовича был еще один источник, которого я ни в ком другом из наших гуманитариев не замечала. Это дух 20-х годов. Я вижу это в планетарном размахе его мысли, в его (уже несколько анахронистической в наши дни) вере в человеческий разум, который способен решить все вечные проблемы (одной из таких проблем, с которыми, как он надеялся, справится наука, была власть страха). Он не согласился бы с тем, что зона иррационального сохраняет свою непрозрачность для науки. Он был антропологическим оптимистом и не верил во все то, что мы относим к conditio humana, положению человека в падшем мире. Рассуждая о Достоевском, он утверждал, что прирожденное зло и подполье в человеке – выдумка Достоевского. Я писала у него диссертацию о погребальной обрядности и мифологических верованиях славян. Однажды, когда я пожаловалась на то, что устала от всех этих ходячих покойников и прочей нечисти, он совершенно серьезно сказал: «Оля! Их не существует». Он радовался открытиям в самых разных областях гуманитарной и естественной науки и верил в спасительную силу этих открытий.

Вячеслав Всеволодович дольше всех титанов нового возрождения оставался с нами. До последних лет он выступал в разных аудиториях, публиковал новые работы, был окружен огромным почтением. С ним ушла последняя прямая связь с великой эпохой отечественной культуры.
Открыть публикацию на сайте журнала Rīgas Laiks >
<  След.В списокПред.  >
Copyright © Sedakova Все права защищены >НАВЕРХ >Поддержать сайт и издания >Дизайн Team Partner >