Я не дантолог в академическом смысле и даже не итальянист. Когда-то я взялась изучать итальянский исключительно для того, чтобы прочитать Данте в оригинале. Я могу сказать, что всегда смотрела на Данте глазами поэзии ХХ века и глазами ее читателя. Поэтический XX век стал своего рода неожиданным возрождением Данте (и возрождением большой христианской поэзии, хотя два эти процесса не полностью сопадают). В кризисное время искусства, когда «реалистическое», «натуральное» письмо XIX века казалось вялым и исчерпанным, и авангард искал нового видения и новых языков, оказалось, что вновь и по-новому прочитанный Данте во многих отношениях радикальнее любого авангарда.
Данте берут себе образцом Т.С. Элиот, Поль Клодель, молодой Р.М. Рильке, О. Мандельштам. Все эти поэты имели особый вкус к новизне и большую историческую интуицию, и в Данте видели источник той новизны, которой ищет их время. «Новизны, которая рождает новое». Далеко не всякая новизна рождает новое: часто из нее следует только скучный ряд эпигонов.
Но Данте устроен так, что быть его эпигоном невозможно. Мы можем с надеждой искать «новой новизны» в Данте, поскольку Данте – это не только Arte che genera arte («Искусство, которое рождает искусство», так назывался дантовский симпозиум во Флоренции в 2006). Это и Рensiero che genera pensiero («Мысль, которая рождает мысль»). И еще: Еsperienza che genera esperienza («Опыт, который рождает опыт»). Последнее, пожалуй, всего важнее для меня.
Лекция была прочитана 16 февраля в рамках Лектория Правмира в культурном центре «Покровские ворота». |
