Один из самых мощных и мудрых поэтов нашего времени Ольга Седакова вдруг издала совсем небольшую книжицу, которая кажется почти детской – да такова в одном из своих обликов и есть, – но этим, конечно, не исчерпывается: книгу разговоров с котами и о котах и стихов, вырастающих из общения с ними и этому общению служащих.
Почему-то для жанрового обозначения этих стихов первым просится на язык кузминское слово «песеньки» – именно с немного архаичным и ласковым мягким знаком в сердцевине. (Кстати, не оставляет чувство, что стихи эти и сами немного коты: с котовьей округлой пластикой, умеющие мурчать и вызывать мурчание в ответ.) Если уж говорить о жанрах, то их тут вообще-то несколько. Прежде всего это истории из жизни замечательных котов, к которым обращены стихи, они тут все без исключения адресованные кому-то, у адресатов есть имена, характеры и большая, сложная и тайная история отношений с автором книги: Мюссе, Джон, Сильвер, Касьян, Мурр, Шарль. (По меньшей мере биографии, иногда и героические (см. истории раздела «О геройстве котов»), одна из которых еще и детективная.) Стихи же – это специальный котовий жанр, которому поэт уже и нашла название: ласкалки.
«Ласкалки – это, – объясняет автор, – стихи не про котов, а для котов. Произносить их нужно, равномерно поглаживая при этом кота по спине».
Нельзя не уточнить, что они все-таки и про котов тоже: о котах в них сообщается очень многое, в том числе и самим адресатам. Коту Мюссе, например, рассказывается следующее:
Он в шубе цвета ежика
с подкладкою атлас,
он ест без вилки-ножика,
но он один из нас.
Налаженным, ухоженным,
удобным языком
все, что ему положено,
он слижет целиком.
Разновидностей ласкалок в свою очередь существует неисчислимое множество – в точности столько, сколько мыслимо ситуаций взаимодействия человека и кота: для каждой подходит своя песенька, которая это взаимодействие настраивает, устраивает, располагает участников друг к другу и позволяет общему предприятию человека и кота устроиться и завершиться счастливо. (И если при этих словах вам пришло на ум, что тут, пожалуй, что-то родственное магии, а вместе с тем и фольклору, то вы совершенно точны, так оно и есть.)
Бывают, например, ласкалки-кормилки (понятно, в каких случаях употребляемые), ласкалки на вычесывание, ласкалки-хвалилки (ну понятно и это: они пригождаются, когда котика есть за что похвалить), ласкалки-предположилки (это когда о таинственности кота человеку остается лишь строить предположения). Вообще человеческому познанию, по точному наблюдению поэта, едва ли не на каждом шагу приходится, изумляясь котам, смиряться с невмещаемостью их в заготовленные категории описания. Вот, скажем, ласкалка коту Сильверу гласит:
Кот прекрасный,
кот ученый,
Кот неведомо какой:
Серый, белый, бледно-черный,
Розовато-голубой.
Но даже когда кажется, что слова бессильны изъяснить котовью чудесность, приходит на помощь ласкалка скромными средствами, она выразит все нужные чувства немногими, но точными словами:
Это кто у нас хороший?
Кто пришел поговорить?
Это кот у нас хороший.
Кот пришел поговорить.
А о чем такой хороший
хочет кот поговорить?
Так о том, что он хороший
И что он пришел поговорить.
Ласкалки бывают и диалогические: из них понятно, что коты иногда вступают в обсуждение занимающих человека проблем, но смотрят на собеседника при этом по меньшей мере на равных, а скорее даже свысока:
– Котинька, котинька,
где у тебя коротенько?
– Где длинненько, там и коротенько, –
сказал сурово котинька. –
Не задавай мне глупых вопросов.
А потому человек, смиряясь перед их мудростью, иногда пишет им ласкалки с грамматическими ошибками.
И тут самое время сказать, что кот и сам по себе жанр существования особый, отдельный, и ему очень важно быть узнанным и оцененным в этом качестве. Поэт говорит об этом с самого начала, открывает этим важным для всех неравнодушных к котам знанием книгу, как ключом:
«Все они (во всяком случае все мои коты), – рассказывает поэт, – любят, когда их называют:
– Кот!
Если, конечно, правильно произносить это слово: смотреть на кота на расстоянии и от всей души, восхищенно говорить:
– Ко-о-от!
Как они тогда довольны!»
Действительно, глубоко родственные одновременно и фольклору с его архаикой, и детским песенкам с их совершенной человекосоразмерностью (в чем, разумеется, нет никакого противоречия, а есть большое согласие), полные их ритмами, эти стихи и на самом деле в каком-то смысле разновидность и того и другого.
А я Джоника люблю
А я котика хвалю.
За его трехцветный хвост
За его заметный рост…
Персональный фольклор очень даже бывает, просто он, вырастая из личного опыта, становится надличным, всехним. Так и тут: все, вошедшее в книгу, – это же ведь, по сути, личные письма совершенно определенным котам. А поскольку коты читать не умеют, этим письмам, в точности как и фольклору, приходится быть устными (даже когда они напечатаны!), и теперь уж любой кот отзовется на них, когда услышит. И так же как фольклор, стихи котам при видимой внешней простоте касаются самых корней жизни, с которыми (да ведь и с котами тоже!) только и можно говорить прямо и просто, что не отменяет ни осторожности, ни уважительности.
И еще не отпускает чувство, что при всей игровой, шуточной и веселой природе этих стихов они настоящая пронзительная лирика, потому что о любви. И кроме нежности, радости и удивления котам в них много еще и не отменяющей всего этого грусти. Просто уже потому, что котовья жизнь намного короче нашей, но любовь от этого только сильнее. |
