Записан для кинопроекта «Лунная одиссея в ТИАМе. Кино и свежий воздух» (23 июня – 18 августа 2023, Тульский историко-архивный музей). Ольга Седакова, как и несколько других приглашенных, выбрала фильм для общего просмотра и предварила его своим комментарием.
***
2.
И теперь, как будто в противоречии со всем предыдущим (а это был призыв зрителя к простой вовлеченности в праздник Феллини, без анализа и поисков иносказаний) я скажу – совсем немного – и о смысле фильма.
Жанр фильма – притча. Можно вспомнить другую притчу Феллини – «Репетиция оркестра». Оркестр там – то же, что плавание дорогого лайнера здесь. Часть вместо целого. Целое, если угодно – современное человечество, если угодно – ваша душа.
Крушение корабля, о котором идет речь, – непредвиденно страшный конец прекрасной и беспечной эпохи, довоенного мира, благополучной Европы. Belle époque с ее преувеличенным блеском и шиком. За фантастическим сюжетом похорон легендарной певицы (душа эпохи!), созданным Феллини и Тонино Гуерра, просвечивает историческое событие: гибель Титаника, апрель 1912. Столкновение с айсбергом «непотопляемого» лайнера, вершины «современного» прогресса, с гибелью двух третей пассажиров. Это событие все восприняли как зловещий символ, как предвестие какого-то еще более грандиозного крушения. До Мировой войны оставалось еще два года. У Феллини предвестие катастрофы и ее реальность сближены и соединены. Июль 1914 – время действия фильма. На третий день мемориального плавания (это ведь похоронный кортеж, как мы сказали) разражается Мировая (Великая) война. Австро-Венгрия объявляет войну Сербии.
Дальше в нее будет втягиваться государство за государством. Мгновенная и полная отмена всей прошлой реальности, наглядная гибель мира. Мы сейчас переживаем нечто похожее. Разве что не на корабле, а на своей необозримой суше. Корабль и плавание – те же архитипы, символы, топосы, с которыми всегда так близок сновидец Феллини. Не буду вам докучать перечислениями древних и традиционных значений корабля и плавания. Корабль – это и государство, и жизнь человека. Как назвать то, что произошло с этим кораблем? Вторжение большой истории в «частную жизнь»? Скорее в жизнь общественную, публичную – но не служилую. Все предыдущее – сюжеты, характеры, вещи – всё смывает катастрофа, о которой никто из участников не думал. Существенным теперь остается одно: спастись.
Конец этой притчи – плавание спасшегося рассказчика в шлюпке с носорогом. Конец притчи – это ее разгадка, ее мораль. Что же говорит этот необычайный конец? Это явно не безнадежность, не реквием по всему ушедшему. Можно сказать, что это надежда – но надежда в какой-то странной, непривычной форме. Не надежда на то, что «обойдется» и «опять все будет, как прежде». Не обойдется. Прошлое в руинах на дне. И что же обещает великое открытие, которым напоследок и как бы по секрету делится со зрителем рассказчик Орландо: «У носорогов отличное молоко»? Это раскрытие настежь такой ситуации, которая казалась безвыходно закрытой. Она отрывается не в «новое и лучшее», а просто в совершенно неизвестное, непредставимое, непонятное. В простор странного. Если фильм – притча, то носорог – ее мораль.
Вынужденный объясняться, Феллини трактует своего носорога как «темную и подсознательную сторону себя самого». Ее нужно найти, извлечь на свет (как носорога из трюма) – и помириться, даже подружиться с ней. Это чудище совсем не ужасно, как все привыкли думать после Фрейда. Оно дает молоко, и прекрасное молоко. Вот слова самого Феллини:
«единственное усилие избежать несчастья, не рухнуть в катастрофу должно было бы быть направлено на обнаружение бессознательной, глубокой, здоровой части себя самих. В этом смысле можно объяснить фразу «питаться молоком носорога». Но, как все объяснения, и это получается каким-то неуклюжим».
К автокомментарию Феллини позволю себе добавить и свой. Мне феллиниевский носорог напоминает библейские образы чудищ в конце «Книги Иова», бегемота (глава 40) и левиафана (глава 41). Когда «отвечал Господь Иову из бури и сказал…». Удивительные описания этих чудовищ и восхищение Творца этими своими созданиями обыкновенно ставят в тупик толкователей. Но именно они убеждают Иова в правоте Бога. Его спор с Богом, вызов Бога на суд здесь на рассказе о бегемоте и левиафане, кончается. «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов, 42, 5-6).
Феллини – может быть, единственный художник ХХ века (века, который столько вглядывался в опасную темноту бессознательного), который увидел в этом диком, иррациональном, неведомом не ужасное или постыдное, не чудовищное (и потому вытесненное цензурой сознания) – а наоборот: нечто здоровое, salutare, приятное и полезное (вкусное молоко). Такое, что позволяет человеку выжить и спастись.
Кораблекрушение, говорит Феллини, – еще не несчастье. Это испытание, необходимость спастись и обновиться. «Попробуйте пить молоко носорога, и вы увидите, что ваша шлюпка не идет ко дну, а чудесным образом продолжает себе плыть – благодаря тому, что вы приняли темную и иррациональную сторону собственной сущности».
Так что – возвращаясь к тому, с чего мы начали: к смыслу названия. Иронично ли оно? Нет, оно не иронично.
И корабль жизни чудесным образом плывет. С носорогом на борту. |
