Эта работа представляет собой русскую версию английской статьи, написанной для сборника исследований, посвященного памяти Валентины Полухиной. В настоящее время книга сдана в печать. Это во многом другой текст, значительно расширенный.
Несколько лет назад я рассказывала Валентине Полухиной о том, что занимаюсь историей присутствия Данте в русской поэзии; мой очерк должен был начаться Пушкиным и закончиться поздними стихами Осипа Мандельштама. Валентина, выслушав, спросила:
– А почему бы вам не включить Бродского? Данте и Бродский?
Я не ответила ей тогда, почему я не собиралась этого делать. Мой очерк назывался «Дантовское вдохновение в русской поэзии», и свою задачу я видела не в том, чтобы собрать по возможности все упоминания о Данте, все сюжеты, связанные с Данте, переводы Данте, цитаты из него в русской поэзии и прозе (их множество). Я хотела увидеть, какие новые формы, новые темы, новые образы Данте подсказал русским поэтам, на что он их вдохновил. Данте, говоря о будущих «лучших голосах», которые подхватят его речь, думал об этом продолжении как о передаче огня: он высекает искру, из которой будет вспыхивать новое и новое пламя. Этот дантовский огонь и его метаморфозы я и хотела увидеть в наших поэтах. Самым сильным и неожиданным пламенем Данте вспыхнул в поэтических циклах позднего О. Мандельштама и в его «Разговоре о Данте». Поэтому «Стихами о неизвестном солдате» я и думала закончить мой очерк «русского дантизма»: эсхатологическим неодантизмом. Разговор о Бродском пошел бы совсем в другую сторону.
Несомненно, уже биографические обстоятельства толкают к сопоставлению Бродского и Данте: Бродский – поэт-изгнанник, почетный гражданин Флоренции, «злой родины» Данте; Бродский, как и Данте, не вернувшийся и после смерти в свою родную «овчарню»… Наконец, Бродский, центральный поэт своего времени… |
