В диалоге с мыслителями и художниками европейской и русской культуры разных эпох (Данте, Гете, Пушкин, Лев Толстой, Марсель Пруст, Борис Пастернак, Сергей Аверинцев и другие) Ольга Седакова обсуждает важнейшие представления нашей цивилизации: ум, волю, сердце, опыт, символ, силу, форму, мысль, свободу. Мысль Ольги Седаковой, соединяя поэтическую, филологическую, философскую, богословскую перспективу, посвящена будущему: новым возможностям человеческого творчества в наше время. Она пытается выразить новое, «послекритическое» и «послекатастрофическое» представление о разуме и знании.
Книгу открывает предисловие итальянского профессора Адриано Делль'Аста "Апология цельного знания". Оно было написано для итальянского издания "Apologia della ragione", и с согласия автора переведено для русского переиздания. И в книге 2009 года, и в этой первая работа – Земной рай в "Божественной Комедии" Данте: о природе поэзии. Следущее эссе – Мысль Александра Пушкина – не входило в состав первого издания, и публикуется здесь впервые. Работа Символ и сила. Гетевская мысль в "Докторе Живаго" оказывается центральной. Завершает книгу эссе Апология рационального. Сергей Сергеевич Аверинцев.
***
«Апология разума»: такого заглавия можно было бы ожидать для философского трактата или, по крайней мере, для рассуждения, доказывающего превосходство разума, пусть не в абсолютном смысле, но хотя бы в сравнении с его современными обедненными изводами (сентиментализм, спиритуализм, иррационализм и т. п.) . Однако перед нами – трактат о поэзии, от Данте до Гете и Пастернака; а на обложке книги – этот поразительный ангел: изувеченный, он улыбается и, поднимая руку, отбитую на Мировой войне, приглашает нас вспомнить о том, что человек призван к невероятному счастью, к счастью рая, вечности, жизни осмысленной и полной – жизни бессмертной, каковой и является поэзия. И когда мы вновь открываем для себя, что поэзия с этой ее жаждой вечности и есть то, что делает человека человеком, мы обнаруживаем, что нашли гораздо больше, чем могли бы ожидать: не только защиту разума, но и открытие того, что разум, составляя, в свою очередь, то, что отличает человека от остальных живых существ, при всех его человеческих ограничениях, нам хорошо известных, – так вот, что разум имеет отношение к этой жажде бесконечного; мы заново открываем для себя, что разум есть сила бесконечного, причем открываем это не посредством абстрактных рассуждений или гипотетических и теоретических построений, а в непосредственном опыте переживания самого бесконечного: в опыте переживания красоты, невероятном счастье ангела, – той красоты, которую изобретать не нужно, ибо она пребывает во всем. «Мор, глад, трус, пожар, нашествие иноплеменных, движимый на ны гнев» – все это вещи реальные, и мы не должны ни отрицать, ни отбрасывать их, как это делал социалистический реализм и как этого хотела добиться революция: «Когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой и впадаю в отчаяние», читаем мы в «Докторе Живаго»; это отчаяние человека, который видел крушение целого мира, видел, как народ становится «врагом себе самому». Но мы, если мы следуем за поэзией, должны уметь смотреть на все это с куда более радикальным заданием свободы, мы должны быть готовыми признать, что даже на месте «скудоумия будней» может просиять «свет обыденности», и нам нужно уметь назвать этот свет, как и все в мире.
(Из предисловия Адриано Делль'Аста) |
