Екатерина Симонова умеет писать, как никто:
все, что нужно – фонарик в горле зимы,
выталкивающий свет, как выталкивают птенца
из гнезда: лети
и умирай без конца.
Чтобы так увидеть зимний свет, нужно о многом помнить. В этом рисунке – долгая память сердца и быстрота ума. Удивительна ритмическая, звуковая, синтаксическая сила, которой одарена Екатерина Симонова: выталкивающий, выталкивает – длинные, длинные русские слова, произносительное усилие, которое в самом деле «выталкивает» короткие строки и почти беззвучный глагол «лети» в повелительном наклонении. В этой новой книге она стала тихой силой.
Летящий и без конца умирающий свет – для меня лейтмотив новой книги Екатерины Симоновой или, точнее, освещение всего, что там происходит. Его сопровождает тьма, двойная тьма – темнота, глядящая в другую тьму, которую видит только слепота, и смутные пересветы зеркал.
Эта книга с самого начала объявляет, что она будет об утрате, о бедности, о безвременье:
Все стихи безвременья таковы –
Никому не нужны, никто в них не живет
о всё уносящем времени:
потому что время уносит нас,
как друг друга теряющие речь и голос.
Это финал книги, он отвечает ее началу:
Продолжай говорить со мною – твой голос тих,
Но пока есть этот голос – живы и мы.
Кольцо замкнулось.
Екатерина Симонова – редкий в России автор, которого не коснулось внешнее влияние поэтики И.Бродского. Но саму эту тему – времени как длящегося лишения, непрерывной утраты – длительности, которая кончается ничем – мы узнаем как общую тему Бродского (во всяком случае, позднего Бродского). Конечно, Бродский продолжает долгую речь поэзии, оплакивающую бег времени, вернее, нашу непоправимую обреченность на эту стихию – на ветер времени (как у Е. Симоновой) или на реку времен, как у Державина:
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы…
Тему его любимого Одена. Тему Вергилия, которого Екатерина Симонова вспоминает в завершающих стихах:
«Время уносит все» – говорил Вергилий.
Время уносит все, начиная с Вергилия…
Признаюсь, мне давно хочется услышать о времени что-то другое. Может быть, что-то другое нам расскажет следующая книга Екатерины Симоновой? Между ее предыдущей книгой «Время» и этой – огромный скачок. Там был праздник имен, воображения, большой композиции. Здесь как будто смиренное письмо с натуры, зарисовка за зарисовкой. Имена – кроме единственного имени Елена – стремятся исчезнуть, становятся местоимениями:
Существительные
Прилагательные
Местоимения цветов: герани, фиалки, желтые огоньки.
Мне очень нравится, что Симонова может так меняться.
А пока погрузимся в эту печаль. Там хорошо, там можно задержаться почти на каждой строке, на любом образе. Можно цитировать без конца, наугад:
кто-то глядит сквозь скелеты деревьев внутрь
детства, меня, осенней приусадебной пустоты,
лишь в тишине вдалеке, тусклым боком блеснув,
звякнет ведро, сухо хрустнут персты –
любуясь точностью слова, чистотой звучания, естественными, как живая речь, переменами ритма.
В стихах безвременья, говорит Екатерина Симонова, никто не живет. В них живет русский язык, пережидая молчание времени. Его на короткий момент нарушает голос чужой и чистый, собственный голос, услышанный (хочется сказать: увиденный) со стороны:
Коричневая веранда, лампочка, мотылек, мой голос,
чужой и чистый:
Дедушка, дедушка, дай мне запомнить.
Чужой и чистый голос, который не хочет отпустить уходящее в ничто, и есть, по-моему, голос поэзии. |
