|
|
| Средневековая словесность |  |
| Из «Слов брата Эгидия» |
Брат Эгидий – один из первых спутников св. Франциска Ассизского. Он присоединился к первым двум ученикам, Бернарду и Петру Катанскому, на девятый день после того, как они решили следовать Франциску, 23 апреля 1209 г. Эгидий пользовался славой вдохновенного проповедника; сохранилось восемнадцать его «Слов», из которых здесь мы приводим перевод шести. «Слова» Эгидия поэтичны, как все раннее францисканство. Часто его речь прямо переходит в стихи.
Слово первое.
О пороках и добродетелях
Благодать Господня и добродетели – вот путь и лестница, по которой взбираются в небо; пороки же и грехи – дороги и лестницы, по которым спускаются в глубину ада.
Пороки и грехи – смертельный яд; добродетели и добрые дела – целебное противоядие. Благодать ведет и приводит с собой еще благодать; порок тащит за собой пороки.
Милость не захочет, чтоб ее хвалили, и порок не потерпит, чтоб его укоряли. В смирении душа покоится и почивает; дочка ее – терпение. И святая чистота сердца видит Бога, но истинные молитвы Им кормятся.
Кто любит – будет любим; кто служит – тому послужат; кто страшится – будет устрашать; кто ближнего не обидит – того не сумеют обидеть ближние. Но блажен тот, кто истинно любит и не хочет быть любим; блажен, кто страшится и не хочет устрашать; блажен, кто служит и не хочет, чтоб ему послужили; блажен, кто ближнего не обидит и не хочет, чтоб и его не обидели ближние. Но это совершенство великое и высочайшее, гордые не поймут его и не получат.
Три вещи есть, и нет их выше и больше, и кто их обрел – уже не сможет пасть.
И вот первая: охотно и с весельем терпеть всякое страдание, какое тебе предстоит, терпеть ради любви к Господу Иисусу Христу.
И вот вторая: смиряться и смиряться во всем, что делаешь, и перед всем, что ты видишь.
И вот третья: верно любить это высшее благо, невидимое и небесное, любить всем сердцем то, чего не увидишь земными глазами.
Эти вещи более всего презренны и отвратны для мирских людей – и столь же приятны и угодны Богу и святым Его. А что более всего любимо и почтенно у мирских людей – отвратно и презренно и ненавистно для Бога и святых Его.
А вся противность мира происходит от человеческого невежества и лукавства: ибо полюбил бедный человек то, что должен бы возненавидеть, и ненавидит то, что должен бы любить.
Однажды брат Эгидий спросил другого брата:
– Скажи, милый мой, добрая ли у тебя душа?
Брат отвечал:
– Откуда мне это знать?
И тогда сказал брат Эгидий:
– Милый мой брат, я хочу чтоб ты знал: со святым покаянием, и со святым смирением, и со святой милостью и благочестием, и со святым весельем будет душа доброй и блаженной.
Слово второе.
О вере
Всё, что можно помыслить в сердце, и сказать языком, и увидеть глазами, и коснуться рукой, – всё это почти ничто против того и рядом с тем, чего нельзя ни помыслить, ни увидеть, ни коснуться.
Все мудрецы, какие были в мире, и те, что живут теперь, и те, что придут вслед за нами и будут повествовать, и писать, и говорить, и славу множить о Боге, – не скажут и сказать не могут о Боге больше, чем одно зерно против земли и неба, да еще в тысячу тысяч раз меньше. Ведь и само Писание, когда повествует о Боге, будто лепечет и агукает, как мать лепечет и агукает над младенцем, пока он еще не может разобрать ее слов.
Однажды брат Эгидий спросил одного судью-мирянина:
– Ты веришь, что Божьи дары велики?
– Верю.
А брат Эгидий на это:
– А я тебе покажу, что не очень-то ты веришь.
И спрашивает:
– Какова цена твоего имущества?
Судья отвечает:
– Должно быть, тысяча лир.
Тогда брат Эгидий говорит:
– А отдал бы твое имущество за 10 тысяч?
Судья, не помедлив:
– Конечно, и с большой охотой.
А брат Эгидий:
– Разве не правда, что все владения в здешнем мире ничто в сравнении с небесными вещами? Так почему ты не отдашь это свое имущество Христу, чтобы купить небесное и вечное сокровище?
Тут судья, наученный гордой мирской науке, отвечает брату Эгидию, простому и неученому и полному святой божественной гордости:
– А ты думаешь, брат Эгидий, есть на свете хоть один человек, который делает снаружи все, во что он верит внутри?
Брат Эгидий ответил:
– Видишь, милый: святые учатся сделать делом все, что могут совершить по воле Божией и по своим силам; а чего не могут совершить делом, совершают святым желанием своей воли; и таким образом то, что не может исполниться в действии, исполняется в стремлении, и тем удовлетворяется.
И еще сказал брат Эгидий:
– Если какой-то человек обнаружит в себе совершенную веру – в короткое время станет он совершенным, и будет ему дан верный знак спасения. И тот, кто с твердой верой ожидает этого вечного и высшего и полного блага, – какой ему вред или какое зло причинит всякое временное несчастье в нынешней жизни?
И тот бедняга, который ожидает вечного зла, – какое добро принесет ему всякое благополучие и преходящее благо этого мира?
И все же, как бы ни был грешен человек, пока он жив, нельзя отчаиваться в бесконечном милосердии Божием: как нет в мире такого колючего, и сучковатого, и узловатого дерева, чтоб человек не мог его очистить и украсить и сделать прекрасным, – так нет в мире человека столь грешного и негодного, чтобы Бог его не обратил и не украсил особой милостью и многими дарами.
Слово третье.
О святом смирении
Никакой человек не придет ни к мысли о Боге, ни к знанию о Боге иначе, как дорогой смирения: ибо самый прямой путь вверх – это путь вниз. Все великие крушения и падения, случившиеся в этом мире, случились не от чего другого, как от возвышения главы, то есть ума: от гордыни. И нам показало это падение Сатаны, сброшенного с небес, и падение нашего праотца Адама, изгнанного из рая за возвышение главы, за непослушание, и фарисея, о котором Христос говорит в Евангелии, и многие, многие еще примеры.
И наоборот: все великие радости, какие случались в этом мире, все произошли от склонения головы, то есть от смирения ума – как позволила нам это узнать блаженная и смиреннейшая Дева Мария, как показали мытарь и благоразумный разбойник на кресте и многие еще люди из Писания.
И как было бы для нас славно, если б мы могли найти какой-нибудь тяжелый груз и повесить себе на шею, так что он непрестанно заставлял бы нас склонять голову и смиряться.
Один брат спросил брата Эгидия:
– Скажи, отец, как возможно для нас избежать гордыни?
На это брат Эгидий отвечал:
– Брат мой, будь готов к тому, что и надеяться нечего на то, что ты избежишь гордыни, пока не поместишь свои уста там, где у тебя стопы. Но если ты хорошенько размыслишь о дарах Божиих, то уже опустишь голову от того, в каком ты долгу. А если ты еще хорошенько подумаешь о своих слабостях и о множестве обид, какими ты обидел Бога, то найдешь причину смириться. Но горе тому, кто хочет быть хвалим за свое лукавство!
Есть смирение в том, кто сам себя полагает противником собственного блага. Есть смирение в том, чтобы возвращать чужое добро хозяину, а не прибирать к рукам – а это значит: всякое добро и всякое достоинство, какое человек обнаружит в себе, не должен он считать своим, ведь это достояние Бога, от Кого исходит вся благодать, и всякое добро, и всякое достоинство. Но каждый грех, и каждую страсть душевную, и каждый порок, какой человек обнаружит в себе, вот их-то он должен считать своими, и знать, что они происходят от него самого, от его собственного лукавства – а не от кого-то другого.
Блажен тот, кто знает свою низость перед Богом и людьми! Блажен тот, кто всегда судит и осуждает себя – а не других. Он уже не будет осужден страшным и последним вечным судом. Блажен тот, кто искусно пройдет под игом послушания и под судом других, как это делали святые Апостолы и до сошествия на них Духа Святого, и после того.
Еще сказал брат Эгидий:
– Тот, кто хочет обрести совершенный мир и покой и уже не терять его, должен каждого человека считать выше себя, и себя должен почитать ниже всех и у всех в подчинении. Блажен такой человек, который и в словах своих, и в делах не хочет казаться и представляться другим, чем в том чистом составе и в том простом украшении, как его украсил и составил Господь.
Блажен человек, который может скрывать божественные откровения и утешения. Ибо нет вещи столь тайной, чтобы Бог не открыл ее, когда Ему будет угодно. Если бы был человек самый совершенный и самый мудрый на свете и он считал бы себя самым жалким грешником и самым низким существом на свете, вот в нем было бы истинное смирение.
Святое смирение не умеет вести рассказы, и блаженный страх Божий не смеет говорить.
Сказал брат Эгидий:
– Я думаю, смирение подобно стреле. Как стрела наносит страшный удар и крушит, и разбивает все, что настигает, и после ее полета ничего уже там не найдется, так и смирение поражает и разрушает и уничтожает всякое лукавство и всякий порок и всякий грех – а следом за этим ничего не находит в себе тот, кто обладает смирением.
Через смирение обретает человек благодать от Бога и совершенный мир со своим ближним.
Слово четвертое.
О святом страхе Божием
Тот, кто не боится, показывает, что ему нечего терять. Святой страх Божий распоряжается, правит и владеет душой и велит ей войти в благодать. Если кому дана благодать или праведность, то сохраняет их святой страх Божий.
А если кто не обрел праведности и благодати, святой страх заставит их обрести. Святой страх Божий – проводник Господней милости. Душа, в какой он обитает, быстро станет и праведной, и помилованной. Согрешившие создания никогда не согрешили бы, если бы знали святой страх Божий. Но святой дар страха дается только святым: чем совершенней человек, тем больше в нем страха и смирения.
Блажен тот, кто знает, что в этом мире он в тюрьме и всегда помнит, как жестоко он оскорбил своего Господа. Как он должен был бы опасаться гордыни, чтобы она его не поработила и не привела сюда, из благодати в нынешнее состояние! ибо здесь человек не может быть в безопасности в окружении наших врагов. А враги наши – обольщения этого бедного мира и наша собственная плоть. И в союзе с бесами она вечно враждует с душой. А больше любого другого врага должен человек бояться, чтобы собственное лукавство не победило его и не обмануло.
Не может быть такого, чтоб кто-то возвысился до благодати и праведности и удержался в них без святого страха.
Кто без страха Божия, тот перед погибелью. Страх Божий велит человеку смиренно повиноваться и велит ему склонить голову под иго послушания; и чем больше у него страха, тем больше благоговения и молитвы.
И не малый это дар, молитва, – для того, кому дано молиться. Доблестные дела людей, как бы ни казались они мне велики, не измеряются и не вознаграждаются по нашему рассмотрению, а только по Божьему суду; ибо Бог смотрит не на величину усилия, а на величину любви и смирения.
Потому всего безопасней для нас такая часть: и любить, и страшиться со смирением, и никогда не полагаться на себя, и поверять внутренние мысли внутренним добром.
Слово седьмое.
О святой чистоте
Плачевная и хрупкая наша плоть подобна свинье, которой в охоту поваляться да вымараться в грязи, и грязь для нее – лучшее удовольствие.
Наша плоть – воинство бесов, она вечно воюет со всем, что угодно Богу и что для нас – спасение.
Один брат спросил брата Эгидия:
– Скажи мне, отец, как сохраниться от плотского греха?
На это брат Эгидий отвечал:
– Братец мой, если кто-то хочет поднять некий тяжелый груз или огромный камень и перенести в другое место, больше, чем сила, ему поможет в этом разум. Так и мы, чтобы победить плотский грех и приобрести чистоту, лучше будем достигать этого смирением и разумом и осторожным устроением духа, чем высокомерным самоистязанием и яростным раскаянием.
Любой грех помрачает и замутняет святую чистоту: ведь чистота подобна чистому зеркалу, она темнеет и мутится не то что от прикосновения нечистых вещей, а от человеческого дыхания. Не может быть, чтобы кто-то дошел до духовной благодати, пока он подвержен плотским похотям. И как ни поверни, не придумаешь, как можно обрести духовный мир, пока не обуздаешь всякий плотский грех. И потому сражайся против жадной и нестойкой плоти твоей, твоего главного врага. Кто его победит – тот и всех своих врагов победит наверняка, и быстро придет к душевной благости и праведности и совершенству.
Брат Эгидий говорил:
– Изо всех добродетелей я выбрал бы чистоту: сладчайшая чистота в самой себе содержит всякое совершенство; но нет другой добродетели, чтобы она могла быть совершенной без чистоты.
Один брат спросил брата Эгидия:
– Отец, разве милость не больше и не превосходнее чистоты?
А брат Эгидий:
– Скажи мне, брат, есть ли в мире вещь чище чистоты?
И часто пел брат Эгидий такую песенку:
О, святая чистота!
Сколь прекрасна твоя красота!
Истинно, ты драгоценная, бесценная,
И не всякий узнает твое благоухание,
Ибо наслаждение для ума совершенного
То, что для невежды – пустое название!
И спросил один брат:
– Ты так хвалишь добродетель чистоты, так скажи мне, отец, что такое чистота.
На это брат Эгидий отвечает:
– Брат, вот что нужно разуметь под чистотой: строгую стражу и неусыпный дозор над всеми чувствами, телесными и духовными, чтобы хранить их все для Бога единого, а это значит – чистыми и непорочными.
Слово двенадцатое.
О святом остережении духовном
О ты, слуга царя Небесного! если ты хочешь узнать искусства и хитрости духовного учения, полезные и праведные, открой умные уши души твоей и прими с желанием сердца твоего и спрячь в доме памяти твоей драгоценное сокровище поучений, предостережений и остережений духовных, что я тебе говорю: они будут тебе светить в пути; они поведут тебя в твоем странствии, в жизни духовной; они защитят тебя от злых и коварных нападений врагов плотских и бесплотных, и с кроткой дерзостью пройдешь ты безопасно бурное море нынешней жизни, и пристанешь наконец к желанной пристани спасения. Итак, сынок, слушай и замечай, что я говорю:
хочешь хорошо видеть – вырви себе глаза и будь слеп;
хочешь хорошо слушать – стань глух;
хочешь хорошо говорить – онемей;
хочешь верно идти – остановись и иди в уме;
хочешь добро делать – отсеки руки и делай его в сердце;
хочешь любить – возненавидь себя;
хочешь благополучия – пренебрегай собой;
хочешь приобретать и быть богатым – потеряй все и обнищай;
хочешь наслаждаться и отдыхать – утруждай себя и будь в скорби;
хочешь безопасности – оставайся в страхе и подозревай себя самого;
хочешь быть превознесенным и в великой чести – унижай и брани себя;
хочешь почитания от других – презирай себя и почитай тех, кто тебя презирает и порицает;
хочешь благословения – желай, чтоб каждый тебя злословил и сам себя злословь;
хочешь истинного, вечного покоя – трудись и изнуряй себя, и желай себе всяческих бед на земле.
О, какая великая мудрость знать и исполнять эти вещи!
Но это вещи великие и высочайшие, и потому даны от Бога немногим. Но истинно говорю: тому, кто их изучит и исполнит, не нужно ехать в Болонью и Париж изучать другое богословие. Ибо если бы человек жил тысячу лет и не делал никакого внешнего дела и ничего не говорил языком своим – и тогда, говорю, довольно было бы у него дела внутри: трудиться ради очищения, исправления и оправдания ума и души своей. Не нужно бы человеку ни хотеть ничего и ни видеть ничего не больше и не меньше и не иначе, чем это полезно для его души.
Кто не знает себя, тот не познан. И горе нам, получающим от Бога дары и милости и не умеющим их узнать! – и еще горше тем, кто и не получает, и не узнает, и не заботится о том, чтобы обрести и иметь. Человек есть образ Божий и как захочет, так переменится – но Бог всеблагой не знает перемен. | |
 |
|
|
| | |  | | Из «Слов брата Эгидия» |
|
|
|
