|
|
| Поль Клодель |  |
| Невменяемый (Верлен) | Это был моряк, оставленный на берегу, с которым
жандармерии пришлось повозиться.
С двумя су на табак, со справкой из бельгийской тюрьмы
и сопроводительным листом до французской столицы.
Моряк без морей, бродяга, сбившийся с пути, как корабль,
потерявший фарватер.
Местожительство – неизвестно, место службы – прочерк...
«Верлен Поль, литератор».
Бедолага сочинял стихи, которые у Анатоля Франса
вызывали смех.
– Тот, кто пишет по-французски, сударь,
должен быть понятен для всех!
Впрочем, со скрюченной своей ногой был он забавен
и пригодился в одной новелле.
Ему платили кой-какой гонорар,
и студенты перед ним благоговели.
Но все эти штуки, что он писал,
их невозможно читать без раздраженья.
В них иногда по тринадцать стоп
и совершенно никакого значенья.
Нет, не для таких премия Аршон-Деперуза
и кивок господина де Монтиона с олимпийских облаков.
Это смехотворный дилетант среди профессионалов
и знатоков.
Советовали ему и то, и это: с голоду умирает,
значит, сам виноват.
Нас его шарлатанские причитанья, слава Богу, не убедят.
А деньги, так их едва хватает на господ профессоров,
Которые в дальнейшем о нем прочитают курс –
и удостоятся различных орденов.
Мы не знаем этого человека и не слыхали, кто он такой.
Старый плешивый Сократ со всклоченной бородой.
Доза абсента – пятьдесят сантимов, а требуются
четыре зараз:
Лучше напиться, как свинья, чем быть похожим на нас.
Ибо в сердце его – какой-то яд, одуряющее звуковое
виденье:
Этот голос – то ли женщины, то ли ребенка,
то ли Ангела, который окликнул его в Эдеме.
Так пускай Катюль Мендес остается звездой
и гением – Сюлли Прюдом.
А он не получит почетный головный убор
и гравированный на меди диплом.
Он знает по кличкам торговцев вином, и больница –
давно ему дом.
Лучше подохнуть, как собака, чем быть, как все кругом.
Итак, прославим единодушно Верлена – тем более,
он умер, говорят.
А этого единственно ему не хватало. Но главное,
чему я рад, –
Мы все понимаем его стихи, все! особенно
если барышни поют под рояль: ведь наши
Лучшие композиторы заключили их в серафические
пассажи!
Старик ушел. Он вернулся туда, откуда его прогнали,
На корабль, который все это время ждал его в черном
порту, да мы не видали
Ничего: только взрыв огромного паруса, да могучий
шум форштевня, рассекающего пену океана.
Только голос – то ли женщины, то ли ребенка,
то ли Ангела – «Верлен!» – позвал его из тумана.
| |
 |
|
|
|  | | Невменяемый (Верлен) |
| | | | | | | | | | | | | |
|
|
