| О Казанской. Записки очевидца | | В 1999 году или позже мне позвонили из «Новой газеты». Там готовилась публикация о судьбе легендарной Казанской иконы, журналистское разыскание. Редакторы, не чувствуя себя компетентными в этой области, спрашивали моего совета. Это обращение меня поразило: оно застало меня за чтением книги, которую я открыла почти случайно – и вдруг встретила в ней рассказ, напомнивший об одном из самых сильных впечатлений моей жизни. Ничего другого не зная о судьбе образа, я изложила эти мои воспоминания. Они были опубликованы в «Новой газете». | В воспоминаниях протоиерея Стефана Ляшевского (1899 – 1986), опубликованных в издании Спасо-Преображенского Валаамова монастыря («Дивеевские предания», 1996, с. 261-315), содержится рассказ о судьбе Казанской иконы Божией Матери, «фамильной иконы матушки первоначальницы Мельгуновой, которая потом была отдана в Казанскую церковь, когда матушка Александра перестроила ее из деревянной в каменную. Когда разоряли Дивеев в 1927 году, блаженная Мария Ивановна сказала, чтобы Казанскую икону отдали иеромонаху Серафиму (Смыкову)» (с.285). Сам прот. Стефан Ляшевский «видел и хорошо запомнил» образ в 1943 году, когда о. Серафим, бежавший из Советского Союза, останавливался у них в Таганроге. В Югославии о. Серафим был арестован Красной армией, икона была изъята, попала в руки торговцев и после неудавшейся попытки православных выкупить ее, была «через много лет» продана Фатимскому монастырю «за три миллиона долларов, и в настоящее время она является главной святыней Фатимского монастыря. Там ошибочно считают, что это икона из Казанского собора в Петербурге только потому, что риза на ней драгоценная. Когда цветная фотография иконы, находящейся теперь в Фатимском монастыре, попала мне в руки, я сразу ее узнал по хорошо мне запомнившейся драгоценной ризе. Ошибки здесь быть не могло» (с.286). Таково свидетельство очевидца. В заключении о. Стефан пишет: «В печати промелькнуло сообщение, что когда Россия воскреснет, эта икона будет монастырем возвращена в Россию. Вряд ли!» Издатель записок о. Стефана А.Н.Стрижев в примечании к этой фразе сообщает еще один эпизод, уже, видимо, неизвестный мемуаристу: «Недавно эта икона была передана в Ватикан» (с.447).
Прочитав этот рассказ, я поняла, что удивительным образом мне довелось непосредственно видеть его продолжение!
В 1995 году профессор Женевского Университета и Председатель Всемирного общества Владимира Соловьева Патрик де Лобье (впоследствии рукоположенный лично Папой) пригласил С.С.Аверинцева, С.С.Хоружего, К.Б. Сигова, Бернара Маршадье (главу Соловьевского общества Франции) и автора этих строк на встречу с Папой Иоанном Павлом II, которая называлась Соловьевской встречей. Она состоялась в личных покоях Папы. Языком общения и в эту, и в последующие встречи (в 1996, 1997, 1998 годах, причем состав приглашенных каждый раз менялся) был французский, и потому я приношу извинения, если что-то не совсем точно поняла и запомнила.
Нам была оказана честь молиться вместе с Папой в его личной часовне, перед его иконой. Это был прекрасный старого письма образ Казанской Божией Матери. Легко представить, как поразило нас и то, что Папа молится перед иконой, и то, перед какой (одно из самых знаменитых чудес Казанского образа – изгнание поляков из Москвы!). Он не произносил ни слова, и все какое-то время молча стояли коленопреклоненно перед образом. Когда Папа поднялся, и все за ним, С.С. Аверинцев сказал: «У нас принято прикладываться к иконам. Можно мы это сделаем?» Папа разрешил сделать это, но на прощание, когда мы будем уходить.
За обедом Иоанн Павел рассказал, что этот образ всегда с ним, что его подарили ему из Фатимского монастыря. «Вы знаете, что я был ранен? – спросил он. – Она меня спасла».
В его обращении к иконе, и молитвенном, и мысленном, было необыкновенно глубокое чувство. Потом, говоря о своем стремлении к единству апостольских Церквей (к этому времени вышли уже две энциклики, посвященные этой теме: «Ut unum sint» и «Orientale Lumen» , а еще прежде – «Slavorum Apostoli», энциклика о свв. равноап. Кирилле и Мефодии, которые причислены Ватиканом к Покровителям христианской Европы) и спросив, что думают об этом его гости – и не услышав никакого определенного ответа, после чьих-то неуверенных слов, что, быть может, когда-нибудь это и произойдет, Папа убежденно сказал: «Я знаю, что это произойдет. Она этого хочет».
И в следующем, 1996 году встреча началась с той же молчаливой молитвы в часовне. Встреча 1997 года происходила сразу же после назначенной, но не состоявшейся встречи Папы с Патриархом Московским. Папа горестно сказал, глядя на образ: «Я собирался подарить ее Патриарху при нашей встрече». После паузы он добавил: «Теперь будет ждать».
Монсиньор Дживич предложил нам на прощание: «Спойте Вашу молитву Богородице». Мы спели «Достойно есть» (А.Козырев и Н.Котрелев хорошо поют, так что хор наш не звучал безобразно) и последний раз приложились к иконе.
Я не знала тогда предания о связи возвращения этого образа на родину с христианским возрождением России, но у меня было очень сильное, острое и скорбное чувство свидетеля какого-то великого исторического срыва. Что-то Не Произошло. Ни до, ни после я не переживала такого ощущения: что ты находишься в самой сердцевине Истории, и эта сердцевина – трагедия.
Сопоставив то, что рассказано в воспоминаниях о. Стефана (и его печальное «Вряд ли!», заключающее рассказ), с тем, чему мне довелось быть очевидцем (естественно, в то время ничего не знавшим о дофатимской судьбе иконы), не могу не изумляться происходящему.
Позднее – много позднее – в нашей прессе стали появляться разнообразные и чаще всего безобразные публикации о судьбе этого образа: то с требованиями вернуть святыню, то с сомнениями в ее подлинности. Как очевидец, я могу утверждать, что желание принести этот образ в дар было принято задолго до всех завоевательных заявлений. | | Опубликовано в «Новой газете», № 30, от 27 апреля 2000 года. | |
 |
|
