К поэтике литургической поэзии
Совет превечный. Стихира Благовещению Пресвятой Богородицы | Фрагмент книги: Ольга Седакова. Мариины слезы.
К поэтике литургических песнопений. Дух i Лiтера (Киев), 2017.
См. также второе издание: Ольга Седакова. Мариины слезы. Комментарии к православному богослужению. Поэтика литургических песнопений. Благочестие (Москва), 2017. | Греческий оригинал:
Βουλὴν προαιώνιον,
ἀποκαλύπτων σοι Κόρη,
Γαβριὴλ ἐφέστηκε,
σὲ κατασπαζόμενος,
καὶ φθεγγόμενος·
Χαῖρε γῆ ἄσπορε,
χαῖρε βάτε ἄφλεκτε,
χαῖρε βάθος δυσθεώρητον,
χαῖρε ἡ γέφυρα,
πρὸς τοὺς οὐρανοὺς ἡ μετάγουσα,
καὶ κλῖμαξ ἡ μετάρσιος,
ἣν ὁ Ἰακὼβ ἐθεάσατο·
χαῖρε θεία στάμνε τοῦ Μάννα,
χαῖρε λύσις τῆς ἀρᾶς,
χαῖρε Ἀδάμ ἡ ἀνάκλησις,
μετὰ σοῦ ὁ Κύριος.
Церковнославянский перевод:
Совет превечный
открывая Тебе, Отроковице,
Гавриил предста,
Тебе лобзая и вещая:
радуйся, земле ненасеянная;
радуйся, купино неопалимая;
радуйся, глубино неудобозримая;
радуйся, мосте, к Небесем преводяй,
и лествице высокая,
юже Иаков виде;
радуйся, Божественная стамно манны;
радуйся, разрешение клятвы;
радуйся, Адамово воззвание:
с Тобою Господь.
Перевод Ольги Седаковой:
Замысел1 предвечный
открывая Тебе, юная Дева2,
Гавриил предстал,
Обнимая Тебя3 и говоря:
«Радуйся, земля незасеянная;
радуйся, куст горящий и несгорающий;
радуйся, глубина, непроницаемая для зрения;
радуйся мост, ведущий к небесам,
и лестница в воздухе, которую Иаков видел;
радуйся, Божественный сосуд с манной;
радуйся, освобождение наше от проклятия;
радуйся, возвращение Адама,
с Тобою Господь!»
Эта стихира принадлежит к роду хвалебных песнопений, славословий. Литургическая поэзия раскрывается во всей своей красоте, образной и риторической, именно тогда, когда она «хвалит». Храмовая поэзия и создана для того, чтобы славить, «хвалить» – и в форме хвалы излагать самые важные догматические положения. Источник этого «познающего хваления», «богословия как прославления» лежит в Псалмах и вообще в библейской поэзии. Важнейшие богословские истины – такие, как «щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив» – человек узнавал не из систематических учебников и трактатов по богословию, а из вдохновенных, звучных и богато украшенных стихов. Эта энергия ветхозаветной хвалы действует в православной литургической поэзии: догматика развертывается перед нами в форме торжественного «извития (или плетения) словес» (о котором мы уже говорили), в форме пения, а не трактата. Так, положение о том, что Воплощение Слова – это откровение «превечного совета» Бога, изначальный замысела, который был у Бога «прежде веков», до сотворения мира, мы узнаем из песнопений Рождества Христова и Благовещения. Эти песнопения говорят нам и о том, что в Богородице исполняются ветхозаветные пророчества и прообразы из книг Бытия и Исхода (лестница Иакова, по которой поднимались и спускались ангелы, явление Бога в горящем кусте Моисею, переход через Красное Море, Моисеева Скиния с сосудом манны) – иначе говоря, что в Новом Завете исполняется Ветхий. Образные «тени» событий (как песнопения говорят о прообразах) становятся реальностью. Прославление и созерцание истины в песнопении совпадают (причем это касается важнейших истин Домостроительства и к Священной истории). Это очень важный момент, и о нем стоит помнить, думая об особенностях православной традиции, где в замысле «знать» и «славить» – одно. Латинская гимнография в этом отношении сильно отличается от греческой и, соответственно, славянской. Она откликается на события, дополняя их смысловыми и психологическими деталями, но непосредственно догматического созерцания в себя обычно не включает.
Другое важнейшее свойство литургической поэзии состоит в том, что, описывая и называя, она настойчиво говорит о неописуемости, невыразимости того, что хочет сказать: ведь она говорит о таинственной реальности, о чуде, перед которым разум (рассудок, во всяком случае) должен остановиться. Наша стихира говорит о вещах, непостижимых разуму: о том, что Дева становится Матерью, оставаясь Девой; о том, что задуманное до всякого времени происходит во времени; о том, что между миром бесплотным и миром вещественным («небом и землей») устанавливается лестница и прокладывается мост. Тем, что литургические песнопения хотят выразить невыразимое, обусловлены многие черты их поэтики. Например, предпочтение отрицательных – апофатических – характеристик положительным («неизъяснимая и непостижимая», «неудобозримая», «неописанное» – невместимое). Или парадоксальное соединение отрицающих друг друга слов и качеств, оксюмороны типа «черная белизна» («невеста неневестная»). И, наконец, переплетение множества очень разных образов, такое преизобилие, с которым рассудок не справляется. Незасеянная земля, несгорающий куст, непроницаемая глубина моря, лестница, мост, сосуд, наполненный манной… Как все это соединить в один образ? Можно ли это увидеть вместе в воображении?
Образность литургических песнопений решительно отличается от новой поэзии. У нее другая задача: интеллектуальная, а не изобразительная. Она не собирается удивить нас неожиданной наглядностью, как часто делает поэт Нового времени, то есть сравнить вещи по их зрительному сходству. Как, например, замечательное зрительное сближение в стихах Алексея Парщикова:
Море – свалка велосипедных рулей.
Блеск, изгибы, динамизм… Но литургической поэзии такого рода сближения ни к чему: «велосипедные рули» ничего не прибавляют к символике моря, они его не истолковывают. А вот «неопалимая купина» рядом с «неудобозримой глубиной» что-то позволяет понять. Эта поэзия работает не с вещами, а со смыслами, причем символическими смыслами, и с символами в замысле общеизвестными. Эти «развоплощенные вещи» видят «глазами ума» или «очами сердца». Все названные выше «вещи» (незасеянная нива – и связанный с ней образ Христа, «хлеба с небес», «новой манны», морская глубина, лестница и т.д.) связывает не то, что они сходны между собой, а то, каждый из них – некоторое чудесное, таиннственное явление. Верхом же («краем», по-славянски) всех чудес представлено Благовещение, известие о том, что «Бог человек бысть».
Хвала – обращенная речь. Она звучит не в третьем, а во втором лице. Эти стихи не дают «определений» Богородицы, типа: «Она есть земля незасеянная». Все уподобления обращены Κεχαιρετομενηк Ней, и каждое предваряется приветствием «Радуйся!» Это обычное для греческого языка приветствие (как наше «Здравствуй!» или латинское «Ave!», «Salut!» – «Будь здоров!» или «Shalom!» – «Мир тебе!» на иврите). Несомненно, в славянском восприятии сильнее переживается его прямой смысл – пожелание радости, а не простого приветствия при встрече. В нашей стихире таких приветствий – «хайретизмов», как их принято называть, – восемь. Шесть из них – символические образы (земля, куст и т.д.), причем сопоставленные попарно: горящий куст – морская глубина, мост – лестница. Два последних – прямые богословские утверждения о конце проклятия, тяготевшего над человеческим родом с момента грехопадения, и о спасении Адама, вызволении его из смертности.
Все эти восемь стихов вставлены внутрь одной фразы, которую в евангельском повествовании произносит Архангел Гавриил: «Радуйся… Господь с Тобою» (Лк.1, 28). Можно сказать, что вся эта сложно сплетенная образность замещает собой одно пропущенное слово – «Благодатная», Κεχαιρετομενη (в других песнопениях это слово передается как «Обрадованная», буквально: услышавшая приветствие).
Очень сходное с нашей стихирой, но обширное и сложно организованное «приветствие Богородице» мы встречаем в Акафисте «Взбранной Воеводе».
Священник Федор Людоговский:
Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, в отличие от доброй половины прочих Богородичных праздников (Рождества Богородицы, Введения во Храм, Успения и, тем более, Покрова), имеет своим основанием евангельское повествование (Лк.1:26–38). Хронологически (хотя и не литургически) с Благовещением связаны еще два праздника: Рождество Христово (через девять месяцев) и Сретение Господне (ее через сорок дней). С другой стороны, по своему содержанию к Благовещению близок еще один праздник: Похвала Пресвятой Богородицы, или Суббота Акафиста (в этом году она будет 20 апреля). В этот день читается Великий акафист, первые строфы которого как раз посвящены событию Благовещения; более того: первый кондак («Взбранной Воеводе…») и первый икос Акафиста входят в состав благовещенской службы.
Благовещение почти всегда приходится на Великий пост, но на разные его дни. В прошлом году Благовещение совпало с Лазаревой субботой, шесть лет назад – с Великой субботой, через два года оно придется на Великий вторник. В текущем же году мы празднуем Благовещение в самой середине поста – в Неделю Крестопоклонную. |
| 1 Славянское «совет» греч. Βουλὴ имеет значение «замысел», «решение».
2 Можно было бы по-русски сказать: Девочка, Κόρη: очень юное существо. Здесь тот же контраст вечности и юного возраста, как в рождественских песнопениях: «Отроча младо, превечный Бог».
3 Так в греческом – и так передается в славянском! «Приветствовать» по-славянски – «целовати». «Лобзати» имеет в виду физическое действие. В иконографии Благовещения такой поворот сюжета не встречается. В евангельском повествовании об объятии Ангела не говорится. | |
 |
|
